Офицер приказал что-то на английском, и матросы попятились в коридор с выражением явного разочарования на лицах – очень возможно, им гораздо больше нравилось предаваться таким вот, пусть и непонятным им забавам, нежели выполнять свои рутинные нелегкие обязанности. Захлопнув за ними дверь, Бестужев вернулся к столу, сел и приятно улыбнулся:
– Итак, вы все же склонны к разумным компромиссам?
Адвокат мрачно таращился на него исподлобья:
– А что еще прикажете делать? Сделку вы мне все равно сорвали, это совершенно ясно, денег мне клиенты не заплатят ни гроша, какие у меня перед ними обязательства? Я не ангел и знаю за собой кое-какие грешки, но вот оказаться за решеткой в роли сообщника этого чокнутого итальянца с его бомбами – слуга покорный! Бомбы – это не мой бизнес, категорически… Что вы, собственно, от меня хотите?
Бестужев показал на другой стол, меньших размеров, в углу каюты:
– Там письменный прибор и бумага. Я не проверял, но вряд ли чернильница в каюте первого класса может оказаться без чернил… Садитесь и пишите: о ваших клиентах, о том, как они предложили вам завладеть изобретением Штепанека…
– Простите! – так и вскинулся Лоренс. – Я вас вынужден попросить соблюдать максимальную точность формулировок. Слово «завладеть», согласитесь, несет в себе некий криминальный оттенок, а уголовщиной я не занимаюсь. Мои наниматели поручили мне самым законным образом купить у инженера его патент и все сопутствующие бумаги…
– Бога ради, – сказал Бестужев. – Давайте соблюдать юридическую точность формулировок, ничего не имею против… Пишите о том, как ваши клиенты предложили вам купить изобретение. Подробно перечислите их имена и названия фирм. И, разумеется, составьте, если можно так выразиться, отчет о проделанной вами работе: как вы с помощью Кавальканти вместе с вашими молодчиками вторглись ко мне в каюту… Что такое? Опять не те формулировки?
– Ну конечно, – мрачно сказал Лоренс. – Мы нанесли вам визит и сделали деловое предложение, от которого вы отказались… Именно так. Должен же и я получить какие-то выгоды за то, что пошел на компромисс?
– Ну вы и жук, – покрутил головой Бестужев. – Вы получаете уже ту выгоду, что остаетесь на свободе… Ладно. Вы нанесли мне визит… Все равно, подробно опишите, каким образом ваши… ассистенты проникли в первый класс. И роль Кавальканти в событиях не забудьте должным образом отразить.
– С удовольствием, – язвительно бросил Лоренс. – Эта особа благородного происхождения меня нисколько не заботит… Но про бомбу я ничего писать не буду. Я и в самом деле ничего о ней не знал, пока вы ее не притащили…
– Не пишите о бомбе, – сказал Бестужев с величайшим терпением.
– Должен предупредить: я пишу по-французски гораздо хуже, чем говорю, получится несколько коряво и безграмотно…
– Ничего, – сказал Бестужев. – Лишь бы было разборчиво и содержало все, что мне от вас нужно… Ну? Или вам опять что-то препятствует?
– Да нет…
– Тогда за дело, черт возьми!
Вздохнув, адвокат нехотя поплелся к письменному столу, уселся, открыл крышку чернильницы. Бестужев терпеливо ждал, барабаня пальцами по столу и стараясь не выпускать Лоренса из поля зрения, – мало ли какой отчаянный номер тот способен выкинуть, оказавшись у разбитого корыта…
Нет, все прошло гладко. Примерно через четверть часа Лоренс шумно отодвинул кресло, покосился на Бестужева:
– Извольте…
Бестужев наскоро пробежал взглядом исписанные листки: почерк крайне разборчивый и аккуратный, но ошибок во французских словах и в самом деле предостаточно. Впрочем, это не имело никакого значения…
– Да, это то, что нужно, – кивнул он. – Все эти господа и фирмы, я так понимаю, имеют отношение к кинематографу?
– Самое прямое.
– Я уже успел уяснить, что главный доход извлекается не из производства фильмов, а из их показа в кинотеатрах…
– Совершенно верно, – не без сарказма ответил Лоренс. – Вы удивительно точно ухватываете суть дела…
– И изобретение Штепанека действительно нанесет огромный ущерб этим доходам?
– Не то слово. Хейворт зол на них, как черт, за то, что его не пустили в этот бизнес, и жаждет отомстить. С его деньгами и хваткой он способен причинить моим клиентам… бывшим клиентам серьезнейший ущерб. Правда, вас это наверняка не интересует?
– Совершенно не интересует, – чуточку рассеянно ответил Бестужев, тщательно складывая листы вчетверо и пряча их в карман. – Это ваши американские дела… Ну что ж, позвольте откланяться.
– И не забудьте эту гадость, – кивнул адвокат на саквояж с бомбой. – Мне она совершенно ни к чему.
– Ну разумеется, – кивнул Бестужев, подхватывая саквояж. – Я надеюсь, у вас достанет благоразумия не сообщать о нашем разговоре… и о ваших признаниях синьору князю? Насколько я знаю эту публику, он может на вас чертовски разозлиться и, чего доброго, схватиться за револьвер или стилет…
– Не учите ученого. У меня нет никакого желания получить нож под ребро от этих сумасшедших анархистов.
– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев. – Всего наилучшего!
Выйдя в коридор, он самым деликатным образом раскланялся с офицером:
– Благодарю вас, вы мне очень помогли…
Тот коснулся пальцами козырька фуражки и, кивком приказав матросам следовать за ним, направился прочь. Инспектор, разумеется, остался. С любопытством спросил:
– Ну как? Он все написал?
– Конечно, – сказал Бестужев. – В его положении не побрыкаешься. Откровенно говоря, мне его показания абсолютно не нужны, я хотел этим достичь одного: чтобы он отныне сидел тихо, как мышка, и ни во что более не вмешивался. Так он, вне всякого сомнения, и поступит…