Аргонавт - Страница 22

– Это страшный человек, он подробно обрисовал мне все печальные последствия, если…

– Вот это меня не интересует, – сказал Бестужев. – Опиши-ка мне его быстренько…

Он внимательно слушал, задав несколько уточняющих вопросов. Загадочный итальянец, насколько можно судить, ничуть не походил ни на Чарли, ни на Сида – по описанию, это несомненно был «синьор из общества», как выразился собеседник – а те двое чересчур простоваты, да и выглядят совершенно иначе. Так и остается непонятным, являются ли итальянец и Лоренс одним и тем же субъектом, или это два разных человека – Бестужев видел только холеные руки незваного гостя и слышал голос, а это немногим помогает в опознании…

– Представьте себе мое положение… – нудил стюард. – С одной стороны – нешуточная угроза для жизни, с другой – некоторая денежная сумма, для человека моего положения… Тот, второй, потом дал мне денег…

– Второй?

– Да, когда мы, так сказать, договорились… Этот синьор отвел меня в другую каюту, на этой же палубе… Там был другой господин, не такой страшный, скорее уж обаятельный…

– Он очень вежливый и обходительный, – сказал Бестужев утвердительно. – У него вкрадчивый, бархатный голос, сделавший бы честь миланскому оперному баритону… У него холеные руки, никогда не знавшие черной работы, и здесь, – он коснулся своего правого мизинца, – кольцо с большим брильянтом?

– О да… Прекрасный, настоящий камень… И голос, обходительность, тут вы в самую точку… Мне показалось, что он тут и есть самый главный… мой земляк относился к нему с несомненным почтением…

– Дальше.

– Я должен был перед рассветом провести на эту палубу двух господ с палубы Д, из каюты второго класса… Мне следовало тихонечко отпереть дверь своим ключом, подождать, пока все закончат беседу… Я так и сделал…

Еще и итальянец, подумал Бестужев. Следовательно, Лоренс не соврал – у них и в самом деле есть еще и четвертый, а может, и другие, помимо этих… Следует учесть… За Бестужевым наверняка таскается шпик, совершенно ему незнакомый, ничем не отличающийся по внешнему виду и манерам от прочих пассажиров первого класса. Наниматели Лоренса не жалеют денег, не стоят за расходами…

– Сударь, поймите мое положение…

– Довольно, – сказал Бестужев. – Закрой иллюминатор, скотина. Купание пока что отменяется. Но если ты пискнешь хоть слово этим… господам… Купаться все же придется. Либо я тебя отправлю вниз головой в воду, либо они. Ты ведь уже понял, что впутался в игры, где за борт отправляют не задумываясь?

– Пресвятая Дева, ну зачем это бедному человеку? Который не старается лезть в чужие дела, а хочет лишь тихо и незаметно зарабатывать на жизнь… У меня четверо детей, сударь, вы себе и не представляете, какие это расходы…

– Уж не собираешься ли ты, братец, и у меня выклянчить деньжонок? – с любопытством спросил Бестужев. – Похоже, так и обстоит, вон как у тебя на роже хитрость заиграла… Вынужден разочаровать: от меня ты денег не дождешься. Во-первых, я злопамятен, а во-вторых, я тебе только что подарил жизнь, а это ценнее всех сокровищ мира… Пшел вон! И держи язык за зубами, если не хочешь поплавать в холодном океане совершенно самостоятельно, без корабля… Брысь!

Когда стюард ни жив ни мертв улетучился из каюты, Бестужев в ней тоже не задержался – вышел, запер дверь и направился на шлюпочную палубу. Ведомый исключительно отвращением к безделью – у него пока что не оставалось другого выхода, кроме как кружить по всем помещениям и местам, где бывают пассажиры первого класса, в надежде, что чудо все-таки произойдет…

На глаза ему почти сразу же попался ряженый «полковник» с перезрелой английской мисс знатного рода, коварно умыкнутой из фамильного гнездышка. «Полковник» раскланялся с Бестужевым крайне доброжелательно, как со старым знакомым. Надо отдать прохвосту должное, он был по-настоящему импозантен и производил впечатление на несведущих – а вот его спутница, наоборот, являла собою смесь, казалось бы, несочетаемого – застенчивости и вызова, эти чувства сменяли друг друга с поразительной быстротой, и это было комично, невзирая на ситуацию, в коей Бестужев оказался. Ага, а вот и странный молодой человек, на кого-то похожий, он обретался поблизости, следуя за «полковником» и его дамой столь же неуклюже…

Бестужев рассеянно глядел вслед парочке – бедной даме, которую, пожалуй, следовало пожалеть, и прохвосту, никакого сожаления недостойному.

И тут его форменным образом озарило.

Пришедшая в голову идея была, по меркам Российской империи, столь беззастенчивой, наглой, побивающей все приличия, что в первый момент Бестужева в холод так и бросило, и он мысленно возопил себе самому: «Ну это уж чересчур!!!» Однако, чем более эта шальная идея умащивалась во взбудораженном мозгу…

Это даже не авантюра, это что-то не в пример более дерзкое, не имеющее аналогий в истории российского политического сыска – да, пожалуй что, и в долгой практике соответствующих контор других держав. Дерзость немыслимая, нетрудно представить, как отвисали бы челюсти у его непосредственного начальства, как вылезали бы из орбит глаза, как багровели бы физиономии в преддверии оглушительного рыка: «Вы что, с ума сошли, мальчишка? В смирительную рубашку! В отставку без пенсии! В Сибирь по Владимирке!»

Да, несомненно, многие из начальствующих особ именно так и отреагировали бы, попроси у них Бестужев согласия на столь дерзкую акцию. Но начальства здесь нет, и, если провести все тонко, оно и не узнает никогда, какими методами была достигнута победа. Не судят победителей, согласно пословице… Ну, или по крайней мере не копаются вдумчиво в деталях. На фоне несомненного триумфа детали уже кажутся ненужными, не о всех нужно упоминать в отчетах…