Аргонавт - Страница 16


К оглавлению

16

Бестужев так и не осознал, что произошло. Его изготовившаяся к парированию и удару рука с шашкой даже не повисла, а словно бы пропала неведомо куда – и клинок японского офицера сверкающей полосой обрушился на него, ударил в лоб, замораживая нежданной стужей…

Он дернулся, открыл глаза. Через несколько томительных мгновений, исполненных хаотичного мельтешения мыслей и ощущений стало ясно, что японские кавалеристы были всего лишь сонным кошмаром, призраком из прошлого. Однако в лоб ему и в самом деле упиралось что-то твердое и холодное, невеликое размерами. В каюте стоял почти полный мрак, до рассвета еще определенно далеко. Учитывая обстановку, прижатая к его лбу штуковина, будем пессимистами, скорее всего являлась револьверным дулом – в данной ситуации именно этого и следовало ожидать…

Сон улетучился, осталась доподлинная реальность, в которой над Бестужевым нависала смутно угадывавшаяся в полумраке человеческая фигура, от которой несло дешевым одеколоном и табаком – что никак не позволяло причислить эту персону к миру бесплотных духов.

Раздался приглушенный, неприятный голос:

– Только дернись у меня, парень. Мозги вышибу, клянусь Мадонной…

Это было произнесено по-немецки, со своеобразным акцентом. Не пришлось долго напрягать память, чтобы припомнить, где он уже слышал этот голос – с его обладателем в Вене приходилось встречаться даже дважды, и всякий раз встречи эти протекали, если можно так выразиться, в весьма занятной обстановке…

Глаза понемногу привыкли к полутьме – точно, коренастая фигура в котелке, а рядом угадывается вторая… Она-то и склонилась над постелью, под подушку, рывком приподняв голову Бестужева, скользнула рука и принялась старательно обшаривать постель, безусловно, в поисках того предмета, какой иные мизантропы сплошь и рядом перед сном именно туда кладут, иногда даже сняв с предохранителя.

Очень быстро обладатель бесцеремонной конечности установит тот непреложный факт, что оружия под подушкой не имелось. Он убрал руку, выпрямился, бросил краткую реплику на непонятном языке, вероятнее всего, английском.

В ответ поодаль кто-то произнес пару фраз на том же языке, похоже, имевших приказной характер. Нависавшая над Бестужевым фигура сообщила:

– Парень, я сейчас уберу пушку, а ты вставай и смирненько садись за стол, поговоришь с приличным человеком. Только смотри у меня, чуть что, получишь по башке моментально и полетишь в море рыбок кормить… Соображаешь?

– Соображаю, – сказал Бестужев, не шевелясь.

– Ну вот и ладненько. Имей в виду, полиции тут не водится, так что ори не ори, фараоны не прибегут. Да и не успеешь ты у нас заорать…

Револьверное дуло отодвинулось в полумрак, тут же обе фигуры предусмотрительно отступили подальше – ну да, эти субъекты уже два раза были Бестужевым побеждены и кое-какое представление о его бойцовских качествах имели… Бестужев приподнялся, сел на постели.

Сна не было и в помине, какой тут сон… Голова работала четко. Он, разумеется, не был здесь безоружным – разве что постарался принять должные меры, чтобы оружие не попалось на глаза убиравшему каюту стюарду: ничего страшного, в общем, если и попадется, но господа обитатели первого класса подобные предметы с собой вряд ли носят, не стоит привлекать внимание к своей персоне…

Браунинг с двумя запасными обоймами, завернутый в носовой платок, был упрятан в узкой щели меж стенкой каюты и постелью, достаточно глубоко, чтобы туда не проникла рука уборщика. Извлечь его нетрудно, вряд ли эти господа видят в темноте, как кошки… но смысл? Не хватало еще устраивать перестрелку в каюте первого класса, с неизбежными ранеными, а то и трупами. Пока что смертельной опасности для себя не чувствовалось, в случае чего можно обойтись руками и подручными предметами, благо темнота ставит его в равное положение с вооруженными гостями…

Вмиг обдумав все это, он встал, накинул висевший в изножье постели халат, сделал два шага в полумраке, отодвинул кресло и присел за стол, напротив неразличимой фигуры. От стола легонько попахивало горячим стеарином, виднелась тоненькая, с волосок, полосочка тусклого света – ага, там стоял потайной фонарик…

Тихий щелчок – и дверца фонарика чуть приоткрылась, на стол легло пятно света, и в нем появились руки, небрежно листавшие заграничный паспорт Бестужева.

– Итак, Файхте… Господин Айвен Файхте из России… Имеете честь украшать своей персоной Министерство юстиции? Ну что же, неплохо придумано, священники и юстициарии смотрятся крайне респектабельно. Великолепное качество. Вы пользуетесь безукоризненными документами, которые стоят немалых денег… Что же, я уже давно понял, что вы не из мелких…

Это было произнесено на французском – на весьма неплохом, да что там, безукоризненном французском. И голос был совершенно другой, нежели у этих двух субъектов: хорошо поставленный, бархатный, моментально вызвавший ассоциации то ли с оперным певцом, то ли с опытным адвокатом. Вероятнее всего, второе – оперные певцы в подобных делишках обычно не участвуют, а вот адвокаты, для которых голос является, смело можно сказать, таким же рабочим инструментом, как топор для плотника…

– Что вам угодно? – мрачно спросил Бестужев.

– Вы предпочитаете разыгрывать неведение? Это чуточку смешно, право. Вряд ли у вас несколько дел одновременно, милый господин Файхте. Дело у вас давно уже одно-единственное. И мы с вами прекрасно понимаем, в какой персоне оно заключается, в каком интересном изобретении… Будете упираться или все же не станете выставлять себя на посмешище, разыгрывая тупого упрямца? Вы ведь прекрасно понимаете, о чем я?

16